Search query: Бодров Андрей план побега
план побега
я и они
Ночной кошмар расцветает язвами плавящейся кинопленки, обрывается сладким прикосновением женских губ теребящих утреннюю эрекцию.
Я открываю глаза.
Девушка-будильник приветствует мое пробуждение поклоном и, улыбаясь, застенчиво щурится. Я выбираюсь из-под теплых объятий девушек-одеяла и поднимаюсь. Ко мне приближается кудрявый мальчик-писюар, в руках сжимает музыкальный щипковый инструмент. Он присаживается на расшитую бисером подушку и поднимает голову. Под обрывами бровей, лазурная скорлупа разбиваются об закрученные ресницы. Мальчик широко открывает рот, в зубах ни одной дырки. Я мочусь. Он шумно глотает, и в такт, тихо перебирает струны. Музыка всегда помогает мне рассеять туман сна в пробуждающемся сознании.
– Всплеск, минуты, расходится кругами секунд, но им не утолить нашу извечную жажду пить, – звучит голос из динамика.
Следует процедура утренней гигиены. Девственница, девушка-вода, которая питается лишь талой водой из горных альпийских ледников, облачена в короткое алое платье, стоит на раковине. Присаживается, плавно поднимая юбку, шорох атласной ткани об кожу, и опорожняется на мое лицо и руки сверкающей струей серебряной росы, кристально чистой водой отфильтрованной и согретой в непорочном теле. Следом за ней, в поклоне, подходит полураздетая чернокожая женщина. Вместо рук отрубленных по локти – длинные протезы усыпанные щипами роз, на которые наколоты белые ряды махровых полотенец. Культи, дрожат от напряжения. Я вытираюсь насухо об ворсистую ткань и еще раз об упругие полные молока пористые груди, чтобы забыть ощущение прикосновения к неорганической ткани.
– Минута, не стремящаяся более содержать в себе секунды, вспыхивает вечностью, – звучит голос из динамика.
В покои входят обрыватели паутины и лепестков, выковыриватели глаз и вырыватели зубов мудрости – вносят корзины полные добычи. Цепочкой вбегает дюжина пышногрудых молодых девушек с оголенным верхом – все цвета кожи. Входят портные, дизайнеры, модельеры. И пока, они, перешептываясь пальцами на языке глухонемых, украшают мое тело платьем из бутонов цветов и ожерельями из человеческой плоти, я прохожу возле девушек, что уже улеглись на ковре. Останавливаясь у каждой, я примеряю размер своей ноги к ее грудям. Совпадает. Цвет гармонирует лепесткам. Киваю глазами. Сапожник тут же двумя быстрыми движениями срезает груди, и уже втирая в кожу ароматные масла, шьет, мне мокасины со шнурками из детских кос. Девушка же, кланяясь, пытается улыбаться и, прижимая ладонями кровь к открытым ранам, удаляется вместе с остальными.
– Минутный запор, и время останавливается в ожидании взрыва опорожнения, – звучит голос из динамика, на фоне шума сливаемой воды.
Поэты – два брата-близнеца, привезенные в подарок к моему дню рождению из горной провинции, по моему велению дают название каждой минуте моей жизни. Специально приставленные к ним люди вводят в базу торжественно оглашенное новое название, и если компьютер находит совпадение – мучительное умирание ждет обоих от моего карающего воображения, если нет – звучит гонг, песочные часы переворачивают, начинается отсчет следующих 60 секунд. Пока один брат сочиняет и бодрствует, другой спит. Пожалуй, пытки перед смертью следует использовать со сбереженьем кожи. На память об их таланте, испытываю слабовольное желание оставить чучела – немые воспоминания о трепетном волнении вызванного высоким откровением поэтического слова. На память, о 5 126 435 записях в моей базе минут.
– Время, заточенное в этой минуте, разлагается запахом пойманной птицы в позолоченной клетке – звучит голос из динамика.
Утреннее совещание. Мне шепотом докладывают об обстановке на моей планете. В конце докладов, звучит прогноз погоды, но я заказываю другой. Синоптик кланяется и, кряхтя, со слугами выкатывает из покоев пятиметровый золотой глобус, инкрустированный драгоценными камнями.
Вносят утренний обед. В специально отведенном углу, размещается оркестр. Музыканты тихо подстраивают инструменты. Открывают партитуры. Взмах палочки дирижера. И в тающей, с каждой нотой, тишине, раздаются охи их любовного соития в нежной улучшающей пищеварение мелодии.
В руке хрустальный бокал с коктейлем: 3/4 женского молока к 1/4 крови девственницы, кончик вилки сжимает маринованными ручками зародыш в специях, рядом гарнир и диетические котлеты приготовленные на пару из юношеской плоти. На моем столе всегда все самое лучшее и свежее с лучших императорских ферм планеты.
– Минута, убеждающая нас, в том, что она не последняя, – звучит голос из динамика.
Ферма № 345-31. Женщине включают аудиозапись плача ее новорожденного ребенка, из набухших грудей начинает сочиться молоко. Рука в резиновой перчатке подставляет под сосок стеклянную емкость.
Ферма № 873-07. Обнаженная загорелая девочка, выращенная на фабрике девственниц возле южного моря. На теле белые следы купальника и гормональные прыщи на лице. Она одна в небольшой комнате перед телевизором. В руке пульт дистанционного управления. Переключаясь с одного порноканала на другой, она свободной рукой ласкает себя. Закушена нижняя губа. Входит человек в белом халате, на лице марлевая повязка и протягивает девочке стальной фаллоимитатор с неглубоким желобом по всей длине. Она, извиваясь от удовольствия, с усилием вводит его в себя, пытаясь прорвать плеву – не удается. Человек нажимает кнопку на пульте дистанционного управления фаллоимитатора и острые, свернутые трубочкой лезвия, веером раскрываются внутри девочки. Она кричит. Под желоб кровостока, руку в резиновой перчатке подставляет стеклянную емкость.
Ферма № 558-92. Разделочный цех. Подвешенные за ноги беременные женщины представительницы всех рас и национальностей с обритыми наголо головами, движутся по конвейеру от моющих и стерилизующих машин к вспарывающему живот роботу. У всех заклеенный белым скотчем рот со штрих-кодом. По лбам стекают слезы.
Склад. Грузчики быстро курят, пока очередная машина подруливает к месту погрузки. На картонных коробках надпись: «Маринованные зародыши в соку матери, с косточками. Срок хранения 9 месяцев со дня изготовления».
Ферма № 064-47. Ряды клеток, в которых выращивают мальчиков. С началом полового созревания им отрезают руки, предотвращая практику онанизма. Огораживающие стенки изготовлены из мелкой стальной сетки, которая не позволяет мальчикам просунуть член и орально или анально совокупится с соседями. С утра обслуживающий персонал совершает обход, и врачи, осматривая питомцев, выбирают тех, что уже поспели и плачут от похоти, желая поскорее проснуться, кончив в сон первой поллюцией. Их отводят в стерильно чистый разделочный цех, где каждого из них ждет резиновая девочка. Мальчики кричат от радости и набрасываются на них. Неловко совершают первые фрикции, тыкая культями в резиновые груди и силясь обнять искусственную плоть. Гидромеханические приводы тихо включаются, и резиновые ноги смыкаются на голых ягодицах, помогая совершать незнакомые для них движения. И как только подростки кончают, к сбору урожая приступают встроенные во влагалища электрические мясорубки. И вены вздуваются на висках мальчиков, и скачут они и катаются по полу, пытаясь освободиться от девочек и вырваться из цепких захватов механических ног, пока резиновые животы наполняются сочным фаршем из перекрученных пенисов и первой спермы.
– Кто не слышал? Шуршащий песок под шагами секунды. Умирающий вздох новой минуты, – звучит голос из динамика.
После утреннего обеда. Реактивный самолет уносит меня в город-лабораторию, изолированный от планеты бетонными рвами с кислотой, колючей проволокой гудящей под смертоносным напряжением тока, полями противопехотных мин и охраняемый по периметру отрядами спецназа.
Мой город-лаборатория – высокие многоэтажные дома и павильоны с нарисованными окнами. Узкие улочки без растительности и пешеходных дорожек. Ни каких указателей и знаков. Только надписи: «Объект № 3453», «Осторожно стерильная зона», «Красный уровень доступа», «Осторожно инфекционная зона». Изредка по улицам проносятся шестиколесные белые броневики. Каждый объект разбит на изолированные друг от друга секции. В каждой секции содержатся подопытные от одного до десяти. Секции оборудованы скрытыми камерами и микрофонами. Толстые звукоизоляционные стены и бронированные двери не позволяют, кому либо из подопытных слышать существование другой секции. Каждое слово и движение подопытных фиксируется и анализируется отрядами воспитателей согласно поставленному заданию.
Четырнадцать лет назад сотни тысяч подопытных младенцев были отобраны в произвольном порядке в роддомах во всех уголках планеты. Четырнадцать лет изматывающей одержимости, непрекращающегося мандража, кошмаров наяву и кропотливой работы. Четырнадцать лет подготовки к намеченному на сегодняшнее число эксперименту. Все это время в каждой секции подопытных воспитывают по намеченному мною плану.
Одних учат любить себе подобных и творит для них добро, других ненавидеть и приносить окружающим зло. Другим, рассказывают, что любить – это побои и унижения, в соседней секции, что ненависть – это ласки, нежные слова и готовность к самопожертвованию. Одни думают, что ценности в этом мире даются воображением, и нет ни чего прекрасней искренних чувств. Другие уверены, что любое искренне чувство можно обменять на вещь. Третьи знают, что любое сопереживание – это все тот же онанизм. «Поступай с другими, так как хочешь, чтобы поступали с тобой», – твердят подопытные в одной секции. «Мы презираем всех», – повторяют в другой. «Мы все разные – поэтому равны», верят третьи. «Я, единственный и неповторимый, в этом моя сила, моя вседозволенность, мое одиночество. «Я – это вся моя собственность», считают четвертые... «Я мыслю, следовательно, я существую»… «Я думаю, что я думаю, следовательно, я думаю, что существую»… «Я мыслю, что я в аду, следовательно, я в аду»...
Некоторые из них не знают, что такое смерь, некоторые не догадываются, что они умеют жить. Одни наивнее цветов, что пересажены из грунта в глиняный горшок, другие циничнее минералов под толщиной горной породы.
Отряды воспитателей методично выращивают в детях различные ассоциации, путая названия, чувства, эмоции, приоритеты, заповеди, языки, ценности.
Одни живут в роскошных секциях схожих с моими покоями. Другие живут в маленьких камерах с метровым потолком, и с каждым сантиметром роста сгибаются все больше и больше. Одни питаются лишь изысканными деликатесами, другие их объедками, третьи считают за лакомство свои экскременты. За одним жесткий врачебный контроль и его тело не изведало зубной боли и коликов. Другому же специально прививают инфекционные заболевания, и он днями кричит от боли и гадит под себя. Одни молятся богам, все – разным, другие верят, что боги – они. Некоторым подопытным мальчикам подмешивают в пищу афродизиаки и мощные синтетические возбудители, и у них все время стоит. К одним воспитатели врываются с палками и бьют по мошонке, пока члены не обмякнут, другие же постоянно совокупляются, смотрят и листают зоопорно. У всех по-разному идут часы, стрелки крутятся с разной скоростью и в различных направлениях, поэтому одни считают, что уже старики, а другие, что еще не родились. Одни верят, что сексом надо заниматься с любимым человеком, потому, что хотя секс и приносит плотское удовольствие сродни пищевому, но результатом является ребенок – новая жизнь, в отличие от дерьма, смываемого в унитаз. Другие знают, что ребенок – это просто побочный продукт, эрогенные зоны служат лишь для удовольствия, и удовлетворять свой либидозный голод следуют со всяким, а ребенок – это просто новый половой партнер, которого сразу же после рождения следует крестить актом совокупления. Одни, думают, что их секция – это и есть весь мир; другие, изучают по телевизору природу моей планеты; третьим, разрешено держать в секциях животных. Некоторые вводятся в наркозависимость. Другим не отказывают в алкоголе и табаке. В третьих, воспитывается культ силы, и они целыми днями проводят в спортсекции у тренажеров, пока иные подопытные сутками решают математические задачи. Другие с раннего детства тяжелым трудом зарабатывают на порцию пищи, порцию света, порцию воды, не прекращая, молятся: «Я работаю, следовательно, я существую». Некоторые, никого не видели кроме своих сожителей – отряд воспитателей обучает их дистанционно – телевизоры без переключателей программ, откачиваемый воздух из секции, электрический разряд через пол за отклонение в поведение, сонный газ, чтобы произвести перестановку или принести необходимые ресурсы. Другие думают, что отряды воспитателей – это их родители, прислуга, учителя, наставники, надзиратели – каждому внушено согласно плану.
Все концепции, предварительно вычлененные из тысячелетних ветвей и колец истории человеческого развития, перемешаны в хаотичном порядке – я отменил для себя закон экономии воображения, когда писал программы воспитания подопытных. Ведь наблюдая за формированием отношений между подопытными в секциях, я надеюсь приблизиться к древней тайне. А пока, единственное, что их объединяет, – никто из них в точности не знает о возможности иного способа существования, отличимого от его. Лишь пара избранных с помощью случайных чисел, имеют возможность наблюдать по телевизору изображение скрытых камер вмонтированные в стены других секций. Естественно были опасения за суицидальные настроения среди подопытных, но они не оправдались. Убивать соседей по секции я разрешал, это нельзя запрещать.
Перед тем как отдать назначенный на сегодня приказ, я просматриваю вечерние видеозаписи, отобранные для меня отрядами воспитателей, делая пометки в электронной записной книжке.
Объект № 0014, секция № 183. Мальчик с девочкой готовятся к совокуплению. Перед тем как он входит в нее раздается тонкий детский плач из динамиков:
– Мамочка, не надо, пожалуйста, мамочка, не хочу, потерпи миленькая.
Девочка с мальчиком затыкают уши кусочками ваты и начинают совокупляться. Детские всхлипы продолжаются:
– Мамочка, я люблю тебя, но не сейчас. Прошу тебя не надо. Не надо. Я люблю тебя. Слышишь меня, родненькая? Не надо. Не хочу. Не надо меня делать для завтра. Ты же все слышишь, спроси меня, спроси. Я ведь уже в будущем, я все знаю. Мамочка, прислушайся ко мне. Прошу тебя не надо… Не надо…
Мальчик и девочка трахаются под детский плач.
Объект № 5671, секция № 003. Мальчик стоит в углу секции на коленях перед иконой бога, молится. Рядом с ним, одетая, резиновая кукла в человеческий рост с открытым ртом. Мальчик поднимается, берет куклу за руку и усаживает в кресло. Расстилает кровать. Затем выключает свет.
Чирк. Загорается свечка одна вторая третья четвертая... Мальчик расставляет мерцающие огоньки вокруг кровати, подходит к кукле и нежно целует ее в губы, шею, нарисованные уши, медленно раздевает. Туфелька спадает с ноги, расстегивает кофточку, целует груди, отворачивает вниз лифчик, покусывает нарисованные соски, расстегивает кофточку, сползает юбка, гладит резиновые икры, бедра, ягодицы. Над копчиком рисунок-татуировка. Трусики стягиваются, обнажаются два отверстия похожие на ее открытый рот. Остаются лишь чулки и кружевной лифчик. Берет за талию, кладет в постель, быстро сбрасывает с себя одежду. На стенах секции тени бьются в диком танце надевания и снимания. Когда мальчик устает, закрывает кукле глаза, вытирает языком засыхающую влагу на силиконовых губах, гасит свечи. Спит.
Входит отряд воспитателей. Они вспарывают ножом кукле живот. Укладывают между мальчиком и сдутой куклой, резинового ребенка с лицом бога, у бога широко открытое оральное отверстие. Воспитатели уходят.
Объект № 1345, секция № 295. В секции два мальчика, один высокий другой маленький.
Они по очереди отмечают на стенке засечку роста своего соседа. Затем измеряют расстояния между засечками.
– Я красивее тебе на 14 сантиметров, – говорит высокий.
– Зато я на 2 сантиметра приятней тебя, – хвастается маленький, хлопая себя по ширинке.
Объект № 0093, секция № 198. Стены секции описаны любовными признаниями и сердечками, пронзенные стрелами. На полу